бурную деятельность.
– Следи за начкаром, – посоветовал Кролик, – он пока самый опасный для нас. Если проснется, оглуши его.
– Как?!
– Прикладом! – и Кролик исчез, прихватив со стола спички и впустив в караулку, вместо себя, облако морозного пара.
Я начал рассматривать автоматы, пытаясь представить, как в случае нужды можно оглушить человека прикладом.
Герои виденных мною фильмов делали это легко и непринужденно. Оглушенные враги через точно рассчитанный промежуток времени, приходили в себя даже без головной боли и начинали новый раунд злодеяний.
Но тяжелый АКМ с деревянным прикладом, увенчанным стальной накладкой, вызывал сомнения в гуманности и безобидности процедуры.
Как раз в это время сержант за дверью начал кряхтеть, сопеть и издавать прочие звуки, подобно пробуждающемуся Гаргантюа.
Видимо, нужно было ворваться в кублушку и дать ему прикладом по голове, но моя интеллигентская нерешительность спасла череп начальника караула.
«Может быть, он ещё уснёт снова, – подумал я. – Вот если выйдет, тут я его и того…»
Тут же дверь кублушки открылась и сержант вышел, почесывая натруженную сном спину.
Я поспешно прислонил автомат к стене и вежливо сказал:
– Добрый вечер.
– Здорово, – машинально ответил сержант, мутно озираясь, – а где все? Скока время?
Он потряс возле уха рукой с часами.
– Все сейчас придут. Ушли по делам.
– Каким, мля, делам? – не понимал сержант.
– Да все нормально. Пацаны пошли караул сменить. Сейчас вернутся.
– Ну да… А чё меня не разбудили?
– Так праздник же. Ты спал так хорошо. Ну, подумали, типа, намаялся дедушка, пусть спит.
– Это верно…
Сержант схватил трехлитровую банку и начал допивать через край остатки холодного чая. Тут вернулся Чучундра с полной грелкой и дело сразу пошло как надо. Мы поздравили сержанта-дедушку от лица всех помазков с двадцать третьим февраля и поднесли со всем уважением полную кружку одеколонных выморозков.
– Ого! – растеплился душой начкар. – И вас, пацаны, с праздником! А вы-то что? Наливайте.
– Лучше по очереди, из одной кружки. А то потом весь чай одеколоном провоняет.
– Ну, поехали.
Сержант одним духом высмоктал кружку выморозков и, довольный, закурил сигарету с фильтром.
– Курите!
Мы угостились из его пачки.
– Пейте, пацаны.
– Мы ребят подождем, сам понимаешь, чтоб не обидеть. Один призыв, с учебки вместе. А ты дерябни еще, чего кайф-то тратить. Грелка большая, на всех хватит.
– И то дело, – согласился сержант и махнул еще кружечку.
…Когда Джаггер с Панфилом привели с постов в караулку заиндевевших, промороженных гусей, начальник караула не вязал лыка совершенно.
Он бессмысленно и криво улыбался, окропляя слюнкой комсомольский значок.
– Усикам наейте, амаски! – потребовал сержант, слабо помахивая рукой.
Мы переглянулись.
– Я аваю! Усикам наейте.
– Он говорит: «Гусикам налейте, помазки», – догадался один из гусей.
– Да ради бога! – закричал Джаггер. – Слово начкара – закон! Тем более вы с мороза!
И влил не успевшим опомниться гусям по полной кружке выморозков каждому.
В общем, грелка опустела лишь наполовину, а два гуся и начальник караула уже храпели, не имея ни малейшего шанса проснуться в ближайшие четыре-пять часов. А большего нам и не требовалось.
Кролика всё еще не было.
…Около двух часов ночи в части началось непонятное движение. Джаггер, отворивший дверь караулки, чтобы оросить сугроб, всунулся взбудораженный обратно и спросил, слышим ли мы что-то, или ему мерещится.
В морозном праздничном воздухе действительно порхали крики, скорее тревожные, чем радостные. Послышалась пулеметная очередь испуганной матерщины. Что-то ударило сильно, словно деревом по дереву. Зазвенело стекло.
– Что за погром? – удивился Чучундра. – Перепраздновали товарищи офицеры?
Со стороны учебной роты начал размывать темноту пляшущий багровый свет. Крики усилились.
– Это пожар! – непонятно чему обрадовался Джаггер, – а что горит-то?
– Сбегай, спроси, – посоветовал Панфил.
Тут загудели моторы в автопарке. Несколько машин, урча, двинулись в сторону штаба. Нам был хорошо виден свет фар, мелькавший между складами. Мы застыли у входа в караулку, наблюдая.
Горело хорошо, языки пламени были уже видны с нашего места.
Одна из машин, внезапно повернула в сторону складов, сверкнув канареечными огнями фар нам в глаза.
Еще через минуту вахтовка Газ-66 почти наехав на нас капотом, зашипела тормозами у караулки. Фары слепили нас, мы щурились и прикрывали глаза ладонями. Хлопнула дверь, и с водительского места выпрыгнул Кролик.
В нимбе желтого света он раскинул руки и заорал:
– Всё готово! Можно ехать!
– Нельзя ли пояснить, что вообще происходит? – нервно спросил Чучундра.
– Всё очень просто, – сообщил Кролик, – командир учебной роты майор Мухайлов, пьяный, по случаю праздника Красной Армии, эту самую роту и поджёг.
– Не может быть!
– Ну, не знаю. Дежурный по части мне поверил. Он с замполитом побежал Мухайлова арестовывать.
– А на самом деле? Кто поджёг?! Только не говори, что…
– Конечно я. Поджёг со стороны галереи, гуси спокойно повыскакивают.
– Кролик! Ты, млядь, псих! Ты больной! – закричал Панфил.
– Братушки, он сошел с ума, давайте его свяжем!
– Психов в армию не берут, – резонно ответил Кролик, – ну, после всего этого я, конечно, еду с вами. Что застыли, берите автоматы и вперёд, заре навстречу…
– А машина откуда? – упорствовал Панфил, – ты, может, и автопарк поджёг? Или замочил там кого?
– Панфил, там все обошлось. Пожар – необходимость, чтобы отвлечь внимание. Как бы я машину взял? Давайте уже, хорош титьки мять, жизнь проходит…
– Гусей с постов снять надо, – растерянно сказал я, – если с постов сами не уйдут, померзнут нахер.
– Ах, черт! Я мигом. – Джаггер метнулся в караулку, схватил повязку начкара и исчез между складами.
Мы взяли два снаряженных автомата, а из остальных Чучундра выщелкнул затворы и утопил в пожарной бочке. Панфил положил в подсумок еще четыре магазина.
– Чтоб было чем застрелиться, – серьезно сказал он. Я сунул за пазуху электрический фонарик.
Кролик приволок из кабины офицерскую шинель с лейтенантскими погонами и кривую шапку, оснащенную тусклой офицерской кокардой.
– Вот, позаимствовал. В теплом боксе техник оставил. Примерь-ка, Чучундра, у тебя одного морда подходящая, из нас больше никто на офицера не похож.
Зарево пожара между тем сместилось в сторону штаба и усилилось. Видимо, пламя добралось до деревянных сараев. Крики тоже стали громче. Донеслось два негромких пистолетных выстрела.
Похоже, майор Мухайлов не собирался сдаваться замполиту задёшево.
Вернулся запыхавшийся Джаггер.
– Я посты снял, сказал гусям, чтоб на пожар бежали, пусть тушат, там точно не замерзнут. А это что за чучело? – Джаггер увидел Чучундру в офицерском обличье и слегка оторопел.
– Джаггер, ты арестованный, мы конвой, а Чучундра начальник, – быстро пояснил Кролик.
– Йес! – врубился Джаггер сразу и пропел со страданием: – А на чёрной скамье, на скамье подсудимых…
Кролик сел за руль, Чучундра, как офицер, в кабину, а мы забрались в кунг и разлеглись на полу, пристроив головы на груде ветоши, укрытой куском брезента.
Это был тот самый Газ-вахтовка без сидений, который тысячу лет назад доставил нас из Тиксинского аэропорта в военную часть номер 141..5. Через обмёрзшие задние стёкла мы видели её в зареве пожара последний раз в жизни.
В будке КПП томился унылый гусь, оставленный на хозяйстве. Остальные, прельщенные зрелищем, убежали на пожар.
Солдатик поднял шлагбаум, не выходя наружу. Вид очкастого, недотёпистого офицера в машине гипнотически усыплял бдительность.
Нас закачало, затрясло, и Панфил треснулся носом об автомат – это Кролик прибавил скорость.
Джаггер принялся искать по карманам папиросы, заёрзал, зашевелил локтями, уперся спиной в груду ветоши, ища опоры.
Из-под брезента донеслось глухое рычание.
– Что за херня? – возмутился Джаггер, – нам только собаки тут сейчас не хватает, – и толкнул стог ветоши посильнее.
Рычание усилилось и перешло в гневную невнятную речь.
– Кто здесь? – Джаггер направил автомат на брезент. – Вылазь, сука, пристрелю!
– Падлы, когда же вы мне поспать дадите, – злобно сказал Батя, выбираясь из-под ветоши.
– Батя! – заорали мы хором.
Батя чихнул и мутно посмотрел на нас.
– Вот же приснится такое, – пробормотал он и попытался вновь укрыться брезентом.
